Когда я впервые оказался в Дубае, я попал в самый большой на Земле шоппинг-молл. Что ещё делать в этом удивительном, ни на что не похожем городе, когда ты уже искупался в Персидском (нет, ҳарам! там надо говорить: Арабском) заливе, прогулялся по восточному базару в псевдостарой Дейре, вкусно поел ливанского, восхитился головокружительной Бурдж-Халифой и музыкальным фонтаном, съездил на сафари в пески и возлёг в шатре в пустыне, предварительно прогарцевав на верблюде, чудом с этого чёрта не сверзившись? Это не Иерусалим, не Карфаген и не Гиза: здесь нет ни истории, ни искусства — здесь только технологии и шопинг.
Но речь здесь не о футуристическом Дубае, которому, безусловно, следует воздать должное как памятнику человеческим гению, смелости и воле — забалабенить в пустыне такой мега-оазис! Речь здесь о барахле.
В первые минуты в молле разбегались глаза — вау! — один список магазинов был длиннее “Фауста” Гёте. Я попал в Эльдорадо! Года не хватит, чтобы всё осмотреть, не говоря уже за примерить. Такой шанс! Обязан затариться, раз уж я здесь!
Миллионы костюмов, тысячи парфюмов, десятки тысяч часов — и всё это многообразнее, ярче, сочнее и дешевле, чем у нас. Но по истечении первых пяти минут в этой “джанне потребления” меня прожгла мысль, аж молнией ударила: а на фига мне всё это в принципе? Я что, лучше стану в новом галстуке? Вот фена у меня нет, это правда, а так-то? Мне есть, чем прикрыться, хвала Аллаху. Смартфон работает, хвала Милостивому Милосердному. Есть у меня и чемодан, есть штаны и даже несколько тюбетеек. Часов у меня аж 4 пары — у Ротшильда было меньше.
“Здесь надо затариться”? Хто сказал?
“Здесь больше выбор, чем у нас”? Та ради бога.
“Здесь дешевле?” Та хоть бесплатно, если мне тупо не нужно?
Я по инерции купил пару ботинок и больше ничего. Я никогда не задавал себе вопроса, зачем мультиплицировать материальные блага, а тут вот нежданный ответ сам пришёл: низачем.
Гвидо Рени, “Обращение Савла”, 1616, холст, масло
Ошарашило, и словно гора с плеч свалилась. Я сел в “Баскин Робинсе” обдумать открывшуюся мне, как Савлу на дороге в Дамаск, истину. И мне от шока даже показалось, что я сам навернулся с лошади, как и он.
“Баскин Робинс”? Ну да, а куда в Дубае ещё идти? Здесь нет Гревской или Навонской площади, здесь нет Стены плача, здесь нет амфитеатров, кромлехов и кафе-шантанов, в которых можно потрещать с местными пьянчужками. Здесь только моллы.
Сожрал три рожка, думал. Вспомнился 49-й Псалом, cт. 18 (в масоретской нумерации): “Non sumet omnia” — “ибо, умирая, не возьмёт ничего; не пойдёт за ним слава его”. Ах, сыны Кореевы, верно ведь, чёрт побери! Задолго до эпохи моллов уже было верно. Что “возьмёт“-то? В моём прахе останутся только две коронки из первого квадранта, если они не расплавятся при 1200°C. Но даже и они уже у меня есть. Полностью упакован.
Женевская аэропортовская таможня, всегда вскидывающаяся на рейсы из изобильных ОАЭ и США, была очень разочарована, увидев одну пару новых ботинок неброской марки: “Что-то ещё ввозите?” — “Только впечатления и загар”. — “Покажите ваши часы”. Мои электронные Casio им не понравились.
Тот момент стал поворотным. С тех пор я сто раз думаю, прежде чем взять на баланс ту или иную фитюльку и захламить ею среду обитания: зачем она мне? Готов ли я следить за ней, протирать с неё пыль, смазывать её и класть в чехольчик? Найду ли я её, когда она мне понадобится? Вспомню ли я вообще о ней? Нет? Тогда зачем мне этот гембель? Свобода дороже. Всегда дороже.
Савл бы фитюльку купил. Павел, которым я там стал — уже нет.
Я очень благодарен дубайскому моллу, подарившему мне истину и подсветившему мне Путь хотя бы в материальной его части. Да благословит его Аллах и приветствует.