В нашем большом прекрасном доме много комнат. Большие, поменьше и совсем крошечные. В принципе, комнат-то не должно было быть — но так уж сложилось, что мы сами возвели стены и перегородки разной высоты. Никакого особого смысла в комнатах нет, дом-то всё равно один на всех. Но комнаты есть.
В каждой комнате дома живут люди. Очень разные. Кому-то нравится комната, в которой ему случилось оказаться, кому-то не очень, и тогда он переезжает в другую. Или в третью, или в пятую — дом ведь общий, и двери между комнатами по большей части открыты или приоткрыты — выбирай.
Самая большая комната нашего дома не очень удачно расположена, и она не самая тёплая, но зато она просто ГИГАНТСКАЯ — места хватит всем.
Наш дом называется Земля. Комнатами мы называем страны — искусственные образования, криво выстроенные в силу случайных обстоятельств, по прихоти давно умерших правителей и войн, которые эти правители вели. А стенами мы называем границы — малозначащие воображаемые линии. Здесь “наше”, там “ваше” — смешные условности, до тех пор смешные, пока они не требуют крови. Стены-границы режут дом-мир по живому и несут мало смысла.
У арабского народа целых 22 комнаты, а у курдского ни одной — живут, раскинутые по четырём отдельным комнатам. (Но живут — курдская шаурма в Женеве самая вкусная).
В самой большой комнате живёт мало людей, всего 1.8% от всех жителей дома (= одна квартира из 55-ти), но соседи они беспокойные, скучать не дают никогда. Они в массе своей убеждены, что у них очень мало места, и поэтому они простирают свой взор, а то и руки, на другие комнаты дома. Сама Большая комната в теории прекрасна, она могла бы расцвести и заиграть всеми красками на радость всему дому, но, за исключением пары-тройки мест, эта комната запущена и неухожена, она требует капитального ремонта — работы в ней непочатый край.
В Большой комнате нет зеркал, поэтому как её жители выглядят на самом деле, они не знают, да, впрочем, и не хотят знать. Их взоры обращены исключительно на самих себя. Так их приучили с детства — любить не свой дом, а только свою комнату. Логично, что они не любят никого за пределами своей комнаты, хотя при этом парадоксальным образом ожидают любви по отношению к себе. Они совершенно искренне считают себя главной комнатой дома, наделёнными особой миссией, которую, впрочем, ни один из них не может внятно сформулировать.
Жителям Большой комнаты кажется, что все остальные жители дома только и думают, как бы их извести и захватить их метры. Им не важно, что в реальности их метры никому не нужны и близко, а нужно только то, что любой из нас хочет от своих соседей — адекватности, добрососедства, открытости, общности понятий и целей, сотрудничества, взаимного уважения — и больше ничего.
В других комнатах-странах и в коридорах кипит жизнь, дым коромыслом, шум и гвалт. Двери или открыты настежь, или их вообще нет, как в Западном флигеле дома. Люди гуляют толпами по всему дому, не обращая внимания на дверные проёмы: перемешиваются, обогащаются опытом из других комнат, несут туда свою культуру и перенимают другую, третью, пятую, из которых у каждого выплавляется его собственный уникальный культурный “бленд”.
Наш прекрасный дом сегодня — это сумасшедший шумный пёстрый котёл: здесь играет тарантелла, переходящая в сардану, там бачата вперемешку с раи, отсюда доносятся ароматы раклеты с тмином, а оттуда — тикка-масалы вперемешку с буйабесом и матапой. Звучат сотни языков, и никого не удивляет твой акцент и оттенок кожи; никто не получает клеймо на лоб или готовую кличку из-за своего происхождения или разреза глаз. Людям интересны другие культуры, а не только своя.
Не всем, конечно, но определяющему тенденцию большинству.
И что же, они все живут в десяти культурах? Нет, конечно. Живут в своей, но они открыты новому, им интересно другое и другие.
Самая большая комната, вроде бы, рядом, даже граничит с ними через стенку, но при этом она бесконечно далека от этого весёлого балагана. Самая большая комната варится в собственном соку. Её жители в массе своей мало представляют себе, что происходит в других частях дома. Информации вдоволь, но она не востребована. Ещё совсем недавно, в течение долгих 30 лет, дверь их комнаты была широко открыта, но ею мало кто пользовался. А те, кто пользовались, несильно интересовались, как и чем живут жители других комнат нашего общего дома. Искупались в тёплом турецком море, сделали селфи у Пизанской башни — и в свою Большую комнату, в привычный кокон, к привычным понятиям о мире, который они, в основном, познают с экрана своего телевизора, а не напрямую из личного опыта и не путём критического осмысления самостоятельно добытой информации.
Не все, конечно, но определяющее тенденцию большинство. Есть, к счастью, в этой комнате и меньшинство — это открытые, интегрированные люди, которым всё интересно и которые ценят многообразие культур и мнений и которые сегодня загнаны в тёмный чулан Самой большой комнаты. Но тенденцию эти светлые люди не задают — их мало, как и полагается нерепрезентативному и статистически не значимому меньшинству.
Для большинства же возможностей познакомиться со своим собственным домом — море, а желания — нет.
А почему? А потому, что неинтересно. Ведь бывает интересно, а бывает нет. Вам интересна роль гидролиза нуклеотидтрифосфатов для движения хеликаз? Маловероятно. Так же и жителям Большой комнаты просто не интересно то, что происходит в других комнатах, и чем живёт дом. Извне им не нужно ничего. Самодостаточность полная.
▶︎ Мир литературы для большинства ограничивается своими писателями (а не в столь отдалённом прошлом в их школьной программе не было ни одного (!) иностранного произведения, кроме вырванного из контекста отрывка из “Дон Кихота” на полстраницы — случай автора этих строк).
▶︎ Потребность в классической музыке при желании может полностью закрыться своими композиторами. Эстрада своя, живопись своя, драматургия своя, балет свой.
▶︎ Рождество и Пасха — не те, что у всех остальных. Нравственно-смысловое наполнение их главного религиозного института имеет мало общего с оригинальным греческим источником и ещё меньше с остальными 2.3 миллиардами христиан. И ничего общего с учением Христа.
▶︎ Вторая Мировая в общественном сознании на два года короче и даже называется по-другому. А на вопрос “17 сентября 1939?” ответов два: “Что это за дата?” (в 90% случаев) или “А при чём здесь это? Какая связь?” в оставшихся редких случаях.
▶︎ Даже головокружительный полёт жителя Большой комнаты в космос не вызвал чувства общности с домом-человечеством — им важно не то, что он был одним из нас, жителей нашего дома-Земли, а то, что он был прописан в Большой комнате.
Цивилизационных зацепок с остальным домом практически никаких — как на округлом верхе Берлинской стены, за который не ухватиться. Нет общего для всех культурно-понятийного знаменателя типа вот такого. Нет общей ценностной базы. Нет ощущения общего дома Земля.
Вроде, живут люди в доме, но порой кажется, что на своей отдельной планете.
«А в чём, собственно, проблема? — критически спросит меня внимательный читатель. — Что плохого в замкнутости на себя?»
«Ничего плохого, — отвечу я, — и проблемы никакой нет. Просто можно войти в дивный яркий мир и наслаждаться многообразием его красок, жить в доме, а не в комнате, а можно сидеть дома в маске на самоизоляции и смотреть на мир через узкий прозорец мутного стекла, вставленного каким-то мутным установщиком. Оба подхода равноправны, оба правомочны. И каждый вправе решать для себя, как ему лучше жить свою жизнь, единственную и неповторимую».
Ну а что, действительно — в Большой комнате-то ведь хорошо: просторно, тепло, самодостаточно и, главное, понятно и привычно. Людям нравится. Так зачем тогда оттуда выходить, ментально или физически? «Из Назарета может ли быть что доброе?» (Ев. ѿ І҆ѡа́нна, 1:46).
Дело вовсе не в физической мобильности жителей в недавно изменившихся условиях, а в их отношении к внешнему миру. Ну была дверь 30 лет физически открыта, ну прикрылась физически сейчас — ничего по сути не изменилось. Ментально дверь Самой большой комнаты была закрытой всегда, вне зависимости от своего физического положения.
Берлинская стена
“Границы? Не знаю, не видел. Но я слышал, что они, вроде, существуют в головах у некоторых людей” — Тур Хейердал