У постсоветского поколения, родившегося на восточнославянских просторах, была уже православная реальность, которую они закономерно считают нормой. Несколько иначе обстоит дело у моих ровесников и у людей старше меня.
Давайте вспоминать вместе.
1986-й год, ещё не началась Перестройка, ещё и термина такого нет. За спиной почти 70 лет атеизма, три поколения. Религии в восточнославянской жизни нет от слова “вакуум”: люди делают карьеру в советских учреждениях, дорожат своим местом, голосуют на советских “выборах” со счётом 99,5%. Люди потешаются и аплодируют, видя на сцене театра Образцова глумливую и несмешную “Божественную комедию” с Творцом в главной роли. Люди заливаются смехом, видя в любимой народной комедии одухотворённого Миронова с крестиком, несущего на коряге трусы Папанова как хоругвь. И вполне счастливы — большинство до сих пор ностальгирует по тем временам и по тем “добрым, светлым фильмам”.
Накануне Перестройки, за 11 лет сознательной жизни при Советах я никогда не видел ни одного верующего или симпатизирующего. Разные темы обсуждаются, даже запретные, но религиозной темы нет. Вакуум.
У кого-то, возможно, был другой опыт, охотно это допускаю, но лично я до Перестройки не слышал ничего духовного, даже намёка на духовное никогда и ни от кого: ни среди рабочих на стройке, ни даже в детской больнице, ни на интеллигентных посиделках со взрослыми среди “лириков”: филологов и учёных литературоведов, хотя, казалось бы, среда на таких супер-интересных ужинах была самая располагающая. Я не видел ни икон в домах, ни молитвенников, ни нательных крестиков. Из православной духовной музыки я слышал только красивый и величественный тропарь “Гдⷭ҇ꙋ помолимсѧ” в той самой сцене, а больше мне его негде было услышать.
Человеческая память избирательна. Даже спустя три года после абсурдных, никого не спасших т.н. “антиковидных мер” многим людям неудобно вспоминать своё поведение в те месяцы — моих швейцарских собеседников неизменно бесит, когда я им напоминаю, как 2/3 населения проголосовали на референдуме 2021-го года за апартеид и сегрегацию, узаконив поражение в правах своих невакцинированных сограждан. Ну а уж спустя 40 лет и тем более — кому-то желаемое может показаться действительным: хочется думать, что советские люди очень хотели “прийти к храму”, как в фильме Абуладзе, а злые коммунисты им не давали; что снизу был сильный запрос масс на религию, но был строгий запрет сверху.
Запрос? Запрет? Будем честны. Запроса не было, и массы всё устраивало: Новый год с Лукашиным вместо Рождества, сталинский Дед Мороз вместо Св.Николая, концерт из Сан Ремо вместо Пасхи, кекс “Весенний” вместо кулича. Всё прочно стояло на своих местах. Никто не протестовал и ничего не требовал.
Да и прямого запрета, признаемся, не было. СССР не Албания, никто не бросил бы в тюрьму за визит в церковь или за религиозное мировоззрение — да пожалуйста: в СССР есть, где отправить культ и найти единомышленников. Двери немногочисленных храмов открыты, и каждый решает для себя, входить в эти двери с риском для карьеры или нет. Да или нет? Вера или карьера? Выбор был. Выбор всегда есть, но только советские люди в массе своей не устремляются в церкви на престольные праздники, не требуют открыть перепрофилированные под склады храмы, они никак себя не проявляют внешне.
Почему?
Страх за карьеру? Отчасти.
Дефицит информации? Отчасти.
Атеистическая пропаганда? А её нет: 20-е и 60-е годы давно позади, и пропагандировать некому, всё уже гладко и тихо. В детской библиотеке можно найти книги, где называют “сектантами” классических протестантов (баптистов и пятидесятников), но эти книги надо специально идти и искать, а так никто к тебе с ними не лезет и ничего не пропагандирует. Потому что незачем, религиозность советского общества и так близка к нулю.
Моё объяснение, основанное на внимательных наблюдениях: не было потребности. Бога в среднестатистической советской жизни нет — органично нет — точно так же, как органично нет в наших мыслях борьбы Гора с Сетом, как органично нас не заботит аноксигенный фотосинтез у архей — мы никогда не думаем об этом. Такую же примерно околонулевую роль занимала и религия в голове среднестатистического советского человека — всё ровно, всё хорошо, полный штиль, словно и не было тысячелетней византийской традиции на восточных землях.
Три поколения…
Разумеется, я не имею права говорить за всех, я и не говорю за всех. Обобщения — неправильный метод в принципе: всегда есть исключения, существующие наряду с определяющей вектор тенденцией. Кто-то, возможно, проводил воскресенья на обеднях и заутренях, и были, наверное, такие убеждённые и бесстрашные люди (кто-то же всё-таки ходил в церкви, кроме немногочисленных бабушек, кто-то, наверное, боролся за свои убеждения, кто-то не вступал в пионеры и пр.). То, что религия никак не коснулась меня, совершенно не означает, что она не коснулась никого. Я говорю о массах, а не об отдельных гражданах. Я говорю лишь о своём личном опыте и считаю его репрезентативным для крупных городов доперестроечного СССР.
Не раз слышал довод (но не аргумент): “Вовсе и не “вакуум”! Моя бабушка всегда на Пасху яйца красила!”
Охотно верю. Это действительно красивая традиция — красить по весне яйца. Традиция бесконечно древняя, она появилась за тысячелетия до возникновения христианства ещё у шумеров и древних египтян. Имею только один вопрос — какое отношение имело изменение цвета скорлупы куриного яйца к вере и к учению Христа с Его непротивлением, “подставлением второй щеки” (Мф. 5:39), Его заповедью активно проповедовать свою веру в Него, заповедью “вырвать себе правый глаз”, когда он “искушает” (Мф. 5:29), заповедью “возненавидеть отца, мать, жену, детей, братьев и сестёр, а притом и самой жизни своей” чтобы считаться Его учеником (Лк 14:26) и посвящением всей жизни Ему: “Оставь [всех своих родных] ради имени Моего” (Мф. 19:29)?
Чего ожидал бы Сам Господь от той бабушки, подающейся нам как православная верующая: жизни во имя Свое или же красителей в кастрюле? Очень хотел бы я услышать доказательства правоты внучки той бабушки и очень хотел бы я признать несправедливость своих сомнений по поводу мотивации заботливой бабушки.
В СССР всё ровно. В школьном учебнике “История древнего мира” — несколько скупых строк об Иисусе, поданных как древняя легенда, наподобие Гильгамеша или Энумы Элиш. Об иудаизме как фундаменте христианства и ислама — ни полслова, естественно. В учебнике обществоведения одна карикатура Жана Эффеля и один параграф, утверждающий материалистическое мировоззрение — очень light, очень ненавязчиво. Это нельзя назвать пропагандой, это детский лепет.
Да и вообще вся иностранная литература в школе была представлена только псевдошотландским стихом Маршака про вересковый мёд и внезапно отрывком из “Дон Кихота” на полторы страницы. Всё! Ни “Гамлета” в советской школе не прочитать, ни “Илиаду”, ни даже “Маленького принца”.
С огромным трудом можно было достать две книги польского атеиста Зенона Косидовского, с критической и саркастической точки зрения комментировавшего Ветхий и Новый завет: пересказ сюжета своими словами + материалистический комментарий. Если бы я не прочитал эти две книги и не знал бы сюжетов, то в 1983-85 гг. я ничего не понял бы ни в дрезденском Цвингере, ни в кирхе Баха в Лейпциге, ни в церкви Лютера в Виттенберге, в той самой, где знаменитые 95 тезисов.
Всю Библию в римско-католическом ватиканском издании я прочту от альфы до омеги только в 1990-м, но в застойном 1983-м 11-летний я читал Косидовского и удивлялся: почему мифы про одноглазого Одина; про Зевса, вошедшего в лоно Данаи золотым дождём; про Ромула, Рема и волчицу публикуются, обсуждаются с серьёзным видом и преподаются с кафедр, а иудео-христианские мифы, которые ничем не хуже, обходятся молчанием и не попадают в библиотеки? Чем сюжет с жертвоприношением Исаака хуже сюжета с Прометеем и орлом? Чем экспедиция Моисея хуже экспедиции аргонавтов? Зачем замалчивать всё библейское?? До сих пор считаю это молчание главной ошибкой коммунистических маркетологов. На месте Суслова я бы наоборот — популяризировал бы эти сюжеты, они потеряли бы свой налёт таинственности и законно встали бы в один ряд с остальными литературными памятниками человечества.
31 декабря 1986-го: звенят бокалы, и никто не подозревает, что их звон возвещает начало кардинальных изменений, заготовленных наверху, а с ними — начало самой светлой и радостной эпохи в истории СССР.
Новый 1987, только что выкинули ёлки. Январский пленум ЦК, мне 15. Всё резко меняет КПСС, a точнее — один-единственный человек во главе её — Михаил Сергеевич Горбачёв. Он провозглашает Перестройку, он позволяет и даже инициирует. Приближается 1000-летие крещения Руси, на телеэкране появляется благообразный митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий. Люди ничего не понимают из того, что он говорит, потому что Библию никто не читал (а где ты текст достанешь?? тут и “Сказания” Косидовского не помогут) и потому что опыта церковной жизни нет, но все смотрят. Иногда показывают Извекова. Стало можно. И даже — стало нужно. Быть коммунистом стало немодно. Под флагом восстановления церквей поднимает голову черносотенное “Общество “Память”, пошёл шквал перестроечной литературы, начались разговоры о духовности — всё! — там наверху не только разрешили, но и даже дали понять, что православие — это теперь мэйнстрим. Который продолжается по сей день.
Это не было движением снизу — до высочайшего разрешения в 1987-м массы оставались полностью безмолвны, безучастны и инертны. Массы не сделали ничего, чтобы приблизить 1987 год. Это не было ни революцией, ни эволюцией, ни запросом, ни требованием — это было инициировано одним человеком, его волей и великодушием.
Сверху инициировано. Не снизу. Принципиальная разница.
В синагоге на Архипова когда-то висел текст “молитвы за Советское правительство” — на иврите с ашкеназской транскрипцией (“мемшоло”, “омейн”). Интересное панно, его потом какой-то олигарх выкупил. Мне кажется, что в каждой религиозной организации на постсоветских просторах где-то должна висеть памятная табличка с именем Михаила Сергеевича — как благодарность человеку, который великодушно дал советским людям религию и подтолкнул их к ней. Коммунист и атеист, он сам того не подозревая невольно встал в один ряд с Павлом и Владимиром Крестителем. Без Михаила Сергеевича и его Перестройки люди бы до сих пор сидели на партсобраниях в Страстную пятницу и не догадывались бы, что это Страстная пятница и даже не смогли бы объяснить, если бы их спросили, что такое Страстная пятница.